Неточные совпадения
Варвара
сидела на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался, вертя колесом; он уже поставил баркас носом
на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его; в
машине ругались два голоса, стучали молотки, шипел и фыркал пар.
На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные, стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по стеклу ползали лодки.
По чугунной лестнице, содрогавшейся от работы типографских
машин в нижнем этаже, Самгин вошел в большую комнату; среди ее, за длинным столом, покрытым клеенкой, закапанной чернилами,
сидел Иван Дронов и, посвистывая, списывал что-то из записной книжки
на узкую полосу бумаги.
— Да, дома. Надену халат и
сижу. Трубку покурю,
на гитаре поиграю. А скучно сделается, в трактир пойду. Встречу приятелей, поговорим, закусим,
машину послушаем… И не увидим, как вечер пройдет.
Ну, а я этой порой, по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал, да во Псков по
машине и отправился, да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян
сижу, да пошел потом по кабакам
на последние, да в бесчувствии всю ночь
на улице и провалялся, ан к утру горячка, а тем временем за ночь еще собаки обгрызли.
На Рублихе пока сделана была передышка. Работала одна паровая
машина, да неотступно оставался
на своем месте Родион Потапыч. Он, добившись цели, вдруг сделался грустным и задумчивым, точно что потерял. С ним теперь часто дежурил Матюшка, повадившийся
на шахту неизвестно зачем. Раз они
сидели вдвоем в конторке и молчали. Матюшка совершенно неожиданно рухнул своим громадным телом в ноги старику, так что тот даже отскочил.
— Оно, конечно, привычка, а все-таки… При машине-то в тепле
сидел, а тут
на холоду да
на погоде.
— А Кузьмич-то
на што? — проговорила она, раскинув своим бабьим умом. — Ужо я ему поговорю… Он в меховом корпусе сейчас ходит, вот бы в самый раз туды Тараска определить.
Сидел бы парнишка в тепле и одёжи никакой не нужно, и вся работа с масленкой около
машины походить да паклей ржавчину обтереть… Говорю: в самый раз.
На фабрике работа шла своим чередом. Попрежнему дымились трубы, попрежнему доменная печь выкидывала по ночам огненные снопы и тучи искр, по-прежнему
на плотине в караулке
сидел старый коморник Слепень и отдавал часы. Впрочем, он теперь не звонил в свой колокол
на поденщину или с поденщины, а за него четыре раза в день гудел свисток паровой
машины.
«Везде, говорит, был;
на вас только и надежда; нигде суда нет!» Вот, видите ли, он даже не понимает, что я не для того тут
сижу, чтоб ихние эти мелкие дрязги разбирать; мое дело управлять ими, проекты сочинять, pour leur bien, наблюдать, чтоб эта
машина как-нибудь не соскочила с рельсов — вот моя административная миссия.
Чтобы поправить свою неловкость с первой рюмкой, я выпил залпом вторую и сразу почувствовал себя как-то необыкновенно легко и почувствовал, что люблю всю «академию» и что меня все любят. Главное, все такие хорошие… А
машина продолжала играть, у меня начинала сладко кружиться голова, и я помню только полковника Фрея, который
сидел с своей трубочкой
на одном месте, точно бронзовый памятник.
Да не обижайтесь вы, вот человек! Ну, ходите. Вы ходите, а он в
машине ездит. Вы в одной комнате
сидите, пардон-пардон, — может быть, выражение «
сидите» неприлично в высшем обществе, — так восседаете, а Гусь в семи! Вы в месяц наколотите, пардон-пардон, наиграете
на вашем фортепиано десять червяков, а Гусь две сотни. Кто играет-вы, а Гусь танцует!
Вышел я — себя не помню. Пошел наверх в зал, прямо сказать — водки выпить. Вхожу — народу еще немного, а
машина что-то такое грустное играет… Вижу, за столиком
сидит Губонин, младший брат. Завтракают… А у Петра Ионыча я когда-то работал,
на дому проверял бухгалтерию, и вся семья меня знала, чаем поили, обедом кормили, когда я долго засижусь. Я поклонился.
Я пришел к той части
машины, где
на отлогом деревянном скате скоплялись шлихи и золото. Два штейгера в серых пальто наблюдали за работой
машины; у стены, спрятавшись от дождя,
сидел какой-то поденщик в одной рубахе и, вздрагивая всем телом, сосал коротенькую трубочку. Он постоянно сплевывал в сторону и сладко жмурил глаза.
На плотине несколько пильщиков, как живые
машины, мерно качались вверх и вниз всем туловищем; у почерневшей деревянной будки
сидел седой старик; несколько мальчишек удили рыбу с плотины; какая-то старушка-дама, как часовой, несколько раз прошла по плотине, а затем скрылась в щегольской купальне, стоявшей у господского дома.
Я отыскал Мухоедова в глубине рельсовой катальной; он
сидел на обрубке дерева и что-то записывал в свою записную книжку; молодой рабочий с красным от огня лицом светил ему, держа в руке целый пук зажженной лучины; я долго не мог оглядеться в окружавшей темноте, из которой постепенно выделялись остовы катальных
машин, темные закоптелые стены и высокая железная крыша с просвечивавшими отверстиями.
Ляхов
сидел у верстака, лицом к окну, и, наклонившись, резал
на подушечке золото. Среди ходивших людей, среди двигавшихся
машин и дрожащих передаточных ремней Андрей Иванович видел только наклоненную вихрастую голову Ляхова и его мускулистый затылок над синею блузою. Сжимая в руке палку, он подбежал к Ляхову.
Вот сейчас будут они
сидеть в трактире, в общей зале, слушать «
машину», есть расстегаи
на миру: смотри, кто хочет.